Чужие и свои. Русская власть от Екатерины II до Ст - Страница 26


К оглавлению

26

Ну, сами посудите, если бы был закон, по которому Николая II с семьей за плохое руководство страной даже не убивали бы и сбрасывали трупы в уральские шахты, а просто посадили бы в Петропавловскую крепость на 4 года и потом выпустили на волю безо всяких доходов, стал бы Николай II, скажем, во время войны прогулками увлекаться и ворон стрелять? Поверьте, каким бы дураком Николай II и не был, но уже через пару лет царствования отрекся бы от престола в пользу того, кому престол был по уму и трудолюбию. Сразу отдал бы престол какому-нибудь «Сталину» и не мучил Россию своим дебилизмом.

Следует упомянуть и о том, что еще, кроме заранее оговоренной безответственности руководителей, лежит в основе этого охватившего мир управленческого безумия. Почему на места руководителей прутся люди не за получением выдающихся достижений вверенных им организаций, а за благами? В основе этого желания — тупая мысль, но банальная мысль, что работают дураки, а умные люди «устраиваются» в жизни так, что за них работают другие.

Это действительно умно? От этого становишься счастливым? В этой тупой охоте только за деньгами жизнь каждого человека становится интересней?..

Особенности русского народа

Русские до и после революции

«У вас в России хозяйничать нельзя»

Вновь перечитал «Письма из деревни» А. Н. Энгельгардта и понял, что большевики (возможно, и не понимая этого) совершили огромный переворот в психологии русских крестьян и одновременно огромное насилие над их мировоззрением. Настойчивостью в осуществлении коллективизации большевики задавили бывшие у крестьян установки и взгляды на жизнь, на справедливость, а это было делом необычайной трудности — это был подвиг Геракла. До большевиков ни сами крестьяне, ни энтузиасты извне на протяжении более полувека не способны были создать русскую сельскохозяйственную артель, хотя и самый глупый крестьянин понимал полезность для себя коллективизации. Русские крестьяне прекрасно понимали, что нужно объединиться, они и были объединены, как никто, — в прочнейшие общины. Но в области труда вообще и особенно в области сельскохозяйственного производства русские крестьяне не могли объединиться! Мешал укоренившийся у них взгляд на справедливость, мешал комплекс исповедуемых ими ценностей, и мешало отсутствие проектов такой сельскохозяйственной артели, в которых бы сохранились и все их ценности!

Сказать, что этот подвиг большевики совершили идеально, нельзя. С одной стороны, крестьяне понимали полезность колхоза, с другой — большинству из них были отвратны колхозные порядки. И дело не в том, что большевики заставляли их продавать государству 20 % урожая — царь и помещики обирали их гораздо больше и наглее. Только помещики бесплатно забирали, как минимум, 50 %. Дело было в несправедливости распределения результатов труда между самими колхозниками — давайте об этом.

Сказать, что при царе сельское хозяйство России было чрезвычайно косным и отсталым, — это ничего не сказать. Энгельгардт разъясняет, что эту косность надо понимать так: в России на единицу зерна тратится неоправданно большое количество пудофутов человеческой работы (сейчас сказали бы — джоулей). И эта косность зиждилась исключительно на негодной организации труда в сельском хозяйстве России — на его крестьянской раздробленности, а помещичьи хозяйства были неэффективны. Союз крестьян (по-иностранному — кооператив) был единственным зримым выходом, но как этот союз организовать?

«Все дело в союзе, — убеждал Энгельгардт. — Вопрос об артельном хозяйстве я считаю важнейшим вопросом нашего хозяйства. Все наши агрономические рассуждения о фосфоритах, о многопольных системах, об альгаусских скотах и т. п. просто смешны по своей, так сказать, легкости». То есть все эти агротехники и зоотехники, повышающие урожай и выход продукции животноводства, — это чепуха, по сравнению с трудностью организации сельскохозяйственной артели из русских людей.

Между прочим, по соседству с Энгельгардтом работали и немцы, арендовавшие поместья разорившихся и неспособных хозяйствовать помещиков или работавшие управляющими. Это были небогатые выходцы из Германии, но, как правило, имевшие европейское агроэкономическое образование. Они тоже задумывались над вопросом выхода сельского хозяйства России из тупика, но считали объединение русских крестьян в кооперативы просто невозможным. Они видели один путь — разрушение общины и введение частной собственности на землю для каждого крестьянина, последующее разорение крестьян, продажа ими своей земли людям с деньгами, а уже эти люди наймут разорившихся и продавших свою землю крестьян в батраки, и таким путем можно поднять производительность труда сельского хозяйства. «Один немец, — писал Энгельгардт, — настоящий немец из Мекленбурга — управитель соседнего имения, говорил мне как-то: «У вас в России совсем хозяйничать нельзя, потому что у вас нет порядка, у вас каждый мужик сам хозяйничает — как же тут хозяйничать барину. Хозяйничать в России будет возможно только тогда, когда крестьяне выкупят земли и поделят их, потому что тогда богатые скупят земли, а бедные будут безземельными батраками. Тогда у вас будет порядок, и можно будет хозяйничать, а до тех пор нет». Но Энгельгардт уже имел этих самых русских батраков и тем не менее был с немцами не согласен, считая этот путь неэффективным, однако трудности создания сельхозартели он прекрасно понимал.

Тут надо немного уточнить, от кого мы получаем информацию. Александр Николаевич Энгельгардт, потомственный помещик, начинал как артиллерийский офицер, стал химиком, причем практиком, затем за научные заслуги стал доктором химии и профессором кафедры химии Санкт-Петербургского земледельческого института. Впутался в студенческие волнения, отсидел два месяца в крепости и в 1872 году был сослан в свое имение в Смоленской губернии. Энгельгардт — по натуре исследователь, то есть тот, кто получает удовольствие от собственного открытия нового и неизвестного. Поэтому он не только занялся сельским хозяйством как хозяин, но и вникал в вопросы, почему в его отношениях с работниками все происходит так, а не иначе, — не так, как тебе хочется, не так, как ты себе это представляешь.

26