Чужие и свои. Русская власть от Екатерины II до Ст - Страница 3


К оглавлению

3

Да, но ведь это победа на море, а раненый Суворов сидел на берегу косы и как бы ничего не делал — у него только батарея стреляла. И он докладывает Потемкину: «Я только зритель; жаль, что не был на абордаже; Принцу Нассау мне остается только ревновать. Отправляю пленных в Херсон». Ну, посмотрите на него! Суворову только что одержанной победы в Кинбурнской баталии и двух ран мало! Ему, 57-летнему раненому победителю, еще и на абордаж хотелось! Он (уже признанный герой сухопутных сражений) еще и к славе моряков ревнует!

Надо подчеркнуть, что Суворов был выдающимся по культуре человеком, помнящим и использующим огромный по тем временам объем знаний, к примеру из его писем видно, что он изучил практически все мало-мальски заметные битвы в истории человечества. Кроме того, в начале карьеры он долго служил на тыловых и штабных должностях, то есть знал военное дело во всех его нюансах, на всю глубину и со всех сторон.

Вот запомнившийся мне момент. Во «второй» турецкой войне союзниками России была Австро-Венгерская империя, но она в ходе войны Россию предала — заключила с турками сепаратный мир. Русские войска, в том числе и корпус Суворова, действовавшие в отрыве от своих войск вместе с австрийцами, остались одни и могли быть подвергнуты ударам превосходящих сил турок. Встревоженная Екатерина шлет гонца к Потемкину с известием о выходе Австрии из войны, Потемкин тут же шлет гонца к Суворову, чтобы тот был начеку. А Суворов отвечает шефу, что он к этому готов, поскольку его собственная разведывательная агентура сообщила ему об этом предательстве еще два дня назад. Как видите, Суворов прекрасно понимал роль разведки, судя по всему, она у него была поставлена на очень высоком уровне, поскольку нет сведений, что Суворова какой-то противник смог взять врасплох хотя бы на начальной стадии сражения.

Поэтому можно сказать, что вот грамотным был Суворов, поэтому и был великим полководцем. Академии, академии надо заканчивать! Не соглашусь! Суворов был великим Воином и только поэтому стал грамотным, только поэтому стал великим полководцем.

Потемкин и Екатерина в Суворове это хоть и поздновато, но распознали и использовали. Вот строки из письма Потемкина императрице после победы Суворова при Рымнике: «Он на выручку союзных обратился стремительно, поспел, помог и разбил. Дело все ему принадлежит, как я и прежде доносил. Вот и письмо Кобурхово, и реляция. Не дайте, матушка, ему уныть, ободрите его и тем зделаете уразу генералам, кои служат вяло. Суворов один. Я, между неограниченными обязанностями Вам, считаю из первых отдавать справедливость каждому. Сей долг из приятнейших для меня. Сколько бы генералов, услыша о многочисленном неприятеле, пошли с оглядкою и медленно, как черепаха, то он летел орлом с горстию людей. Визирь и многочисленное войско было ему стремительным побеждением. Он у меня в запасе при случае пустить туда, где и Султан дрогнет!»

Да, Суворов был удивителен тем, что жаждал сражений. Другие жаждали тихой жизни, больших имений, денег, почестей, а он — сражений!

Ведь под Измаилом тогдашние известные генералы русской армии (да и выслугой они были старше Суворова) бросили Измаил осаживать, поскольку не имели надежд взять эту первоклассную крепость с гарнизоном, превосходящим по численности русские войска вокруг крепости. Расстреляв артиллерийские огнеприпасы, командовавшие русскими осадными войсками генералы Репнин, Гудович и дальний родственник Григория Потемкина — Павел Потемкин начали отводить войска от крепости в тыл. И вот тогда фельдмаршал Григорий Потемкин воспользовался «запасом» — отдал командование осадными войсками Суворову. Тот немедленно вернул все войска к крепости, 2 декабря сам прибыл под Измаил, а 11 декабря взял крепость штурмом. Не верили турки, что кто-то сможет на штурм Измаила решиться и взять его вот так — без длительного строительства батарей, траншей, подкопов.

А войска Суворова через неделю подготовки и через два часа после начала штурма уже стены крепости заняли! Как и не было сильнейшей крепости Европы и гарнизона, превосходящего осаждающих численностью.

Безусловно, полководческое искусство Суворова заключалось и в его знаниях, и в умении (он, к примеру, построил копии стен Измаила и сначала на них штурм отрепетировал), но от его знаний и умения не было бы толку, если бы он не был Воином — не стремился сражаться.

Строго говоря, он удивляет и как руководитель. К примеру, несколько раз в его письмах с просьбой атаковать противника встречаются заверения, что у него все для этого есть. Вот для начальников это уж очень нетипично! А если ты потерпишь поражение, то чем оправдаешься, если у тебя все было для победы? Ну как так можно безрассудно отрезать себе пути к оправданию? — скажет любой нормальный начальник. Но ведь Суворов этим заверением не только себе отрезал пути назад, он отрезал их и начальникам — он не давал начальнику отказать Суворову сражаться! Что тут скажешь — Воин!

Хорошо, — скажут мне, — для начальства он был хорош, а как для своих подчиненных? А почему он должен был быть плохим для таких подчиненных, как он сам? Кто будет жаловаться на начальника, если под его руководством побеждаешь?

Но если не отвечать вопросом на вопрос, то для подчиненного тот начальник хорош, за которым «служба не пропадает», — кто награждает добросовестных и умелых. Вот после Рымника Суворов просит у Потемкина наград для своих подчиненных: «Светлейший Князь, Милостивый Государь! Дерзаю приступить к позволенному мне Вашею Светлостию. Действительно боюсь, чтоб не раздражить… другой список так же не мал, но, Милостивый Государь! где меньше войска, там больше храбрых. Последуйте Вашему блистательному великодушию». Заметьте, что это не просто дежурная просьба, а Суворов уже по второму разу просит наград для своих подчиненных.

3