Чужие и свои. Русская власть от Екатерины II до Ст - Страница 36

«Крестьянский двор зажиточен, пока семья велика и состоит из значительного числа рабочих, пока существует хотя какой-нибудь союз семейный, пока земля не разделена и работы производятся сообща. Обыкновенно союз этот держится только, пока жив старик, и распадается со смертью его. Чем суровее старик, чем деспотичнее, чем нравственно сильнее, чем большим уважением пользуется от мира, тем больше хозяйственного порядка во дворе, тем зажиточнее двор. Суровым деспотом-хозяином может быть только сильная натура, которая умеет держать бразды правления силою своего ума, а такой умственно сильный человек непременно вместе с тем есть и хороший хозяин, который может, как выражаются мужики, все хорошо “загадать”; в хозяйстве же хороший “загад” — первое дело, потому что при хорошем загаде и работа идет скорее, и результаты получаются хорошие».

Несильно пугайтесь слова «деспот», тут надо понять, что это и зачем. Жесткость не нужна сама по себе, она нужна для поддержания справедливости, без которой коллектив развалится, она нужна, чтобы никому не дать в коллективе паразитировать на коллективе, поскольку без этого коллективу не жить. А если коллектив и будет жить, то будет влачить жалкое существование.

Понимаете, в любой человеческой деятельности есть таланты, быть хозяином — это тоже человеческая деятельность, требующая талантов и не всем доступная по уму и воле, по их жизненным интересам. Если человек находит удовлетворение в какой-то иной деятельности, то как его попрекать в том, что он не состоялся как хозяин? Энгельгардт достаточно об этом пишет, к примеру:

«Иные думают, что достаточно родиться мужиком, с малолетства приучаться к мужицким работам, чтобы быть хорошим хозяином, хорошим работником. Это совершенно неверно. Хороших хозяев очень мало, потому что от хорошего хозяина требуется чрезвычайно много. “Хозяйство вести — не портками трясти, хозяин, — говорят мужики, — загадывая одну работу, должен видеть другую, третью”. “Хозяйство водить — не разиня рот ходить”. И между крестьянами есть много таких, которые не только не могут быть хорошими хозяевами, не только не могут работать иначе, как за чужим загадом, но даже и работать хорошо не умеют.

…Конечно, умея работать, такой хозяин все делает по общему деревенскому загаду: люди пахать — и он пахать, люди сеять — и он сеять. Но в частностях дело не спорится, нет хозяйственного соображения, некому загадать.

…Неспособность к хозяйству теперь доставляет главный контингент батраков и будет доставлять до тех пор, пока у крестьян не разовьется артельное хозяйство. Встретить между батраками, даже между старостами, человека с хозяйственною головою, способного быть хорошим хозяином, — необыкновенная редкость. Не оттого ли слово “батрак” считается таким обидным? И замечательно, что с каждым годом количество способных к хозяйству и даже способных вполне хорошо работать батраков уменьшается. Человек, способный к хозяйству, теперь разве только случайно может попасть в батраки».

Так ведь вот эта неспособность быть хозяином, эта боязнь за последствия своего «загада» и толкает людей в холуи, я бы сказал более точно — в бюрократы. Бюрократу и холую не надо думать о вопросах хозяйства — делай то, что тебе хозяин скажет, и голова не болит. То есть на самом деле стремление уйти в бюрократы, уйти в холуи — это уход людей, не способных жить своим умом, в более легкие интеллектуальные условия жизни. И тут русские ничем особо не отличаются от других — от тех же немцев, за которых сегодня работают турки и югославы. И что удивительного в том, что за такую национальность, как «москвичи», сплошь сидящую в конторских батраках, повсеместно работают азербайджанцы и таджики на работах, требующих самостоятельного принятия решений?

Средний русский работник — это такой клубок противоречий, что упаси господь!

Говорят, что на Западе все работники — индивидуалисты и их интересуют только они сами — их собственный доход. Это большое счастье для руководителя, если твои подчиненные руководствуются словами старой американской песни: «Какое мне дело до всех до вас, а вам до меня?» Средний русский работник этим принципом не руководствуется — ему есть дело до всех!

Он постоянно оценивает то, как он выглядит в глазах общества, но этот его недостаток проистекает из его достоинства — из того, что он высоко ценит общество и ради общества горы свернет (правда, только если эти горы в равной доле будут сворачивать все члены общества). Из-за того, что общество в глазах русского имеет высшую ценность, ему очень важно, чтобы и он ценился в глазах общества. Думаю, что средний русский очень хотел бы залезть на шею общества — это ведь показатель того, что он ого-го! Но он трезво понимает, что это не каждому дано, да и опасно вызывать ненависть остальных, но тогда хотя бы «свалить всю работу на товарища» — и то уже почувствуешь себя умнее и способнее хотя бы этого товарища. Но одновременно он судит по себе и понимает, что и его товарищи хотели бы свалить на него свою работу и посмеяться над ним, как над дурачком. Куда ни кинь, везде клин — и наверх не залезешь, и внизу нельзя быть. И отсюда у среднего русского непреодолимое стремление «все поравнять» — быть если не лучше, то и не хуже других.

Нельзя воспринимать это «поровну» как какое-то приблизительное деление на глаз, это «поровну» может иметь очень сложные формы. В понимании русского, «равная работа» — это не та, которая равна по затрате физических и умственных сил, — кто это может высчитать? «Равная работа» — это абсолютно точно такая же работа.